Каталог статей

            Впрочем, в уже далеком 1988-м Нугманов снимал фильм-прорыв. Расставание с идеологическими архетипами, бисерную игру с жанровыми штампами, нащупывание болевых точек современности режиссер аранжировал кодами французской «новой волны». Гениальным ходом было сконцентрировать стилевую мозаику вокруг Виктора Цоя. Возможно, таким же образом в 59-м Жан-Люк Годар закинул в центр экрана Жан-Поля Бельмондо.

            В «Игле» Нугманов сумел выделить универсальные компоненты харизмы рок-героя, в случае Цоя по-восточному мудрой и по-ребячески прямолинейной, сцементировать ими воздушный замок киноповествования. Но в фильме заняты еще две не менее харизматические личности. Петр Мамонов, этот доктор Бэрроуз с пластикой обколовшегося мима, и Александр Баширов с его незабываемой речью в пустом зоопарке, поучительность которой актуальна и сегодня для толпы, цепенеющей от бравады очередного вождя. И все же драматургический и драматический центр «Иглы» – фигура Цоя. При том, что артистичность Мамонова и Баширова на порядок выше, чем у Виктора, чуть ли не максимум исполнительской атрактивности которого сосредоточен в язвительно-отстраненной фразе «он тебя трахает, да?».

            Здесь важна не артистичность. Вернее, артистичность другого, не характерного для кино, склада. Заслуга Нугманова в том, что он обнаружил истинную суть этого дара в своем герое. Сказать, что Цой в «Игле» является самим собой par excellence – слишком просто. Очевидно, фильм, запустивший главного героя в вечность, прикоснулся к Тайне. Природа которой проявлялась на концертах и записях «Кино». Иначе не объяснить, как без особого голоса, с банальными текстами и двухаккордной музыкой появляется Последний Герой одной шестой части суши. Благодаря режиссуре Нугманова Цой останется не только последним рок-героем (рок-движение на постсоветском пространстве с его гибелью практически завершилось), но и последним героем советского кинематографа.

            За 10 лет Тайна не утратила своей энергии, она сделалась более глубокой и содержательной. Растущее число фанатов, знакомых с его голосом только по записям, – лишь внешнее свидетельство этого. Другим являются загадочные моменты экранной жизни «Иглы». Например, невозможность вспомнить имя персонажа, которого играет Цой. Или столь завораживающее звучание начальной и финальной песен, что изображение, без которого оно бы не состоялось, как бы просвечивается взглядом насквозь и теряет свою внятность.

            Надеюсь, что мы не станем свидетелями байопика о Цое. Надеюсь не потому, что вечно молодым рок-легендам достается от игрового и документального кино (вспомним Джима Моррисона). Просто у нас уже есть фильм-размышление и фильм-воспоминание о Викторе Цое, фильм, после которого гибель звезды стала по меньшей мере логичной, фильм, выглядящий так, будто он снят после гибели. И мы пойдем и в тысячный раз пересмотрим «Иглу».