Каталог статей

Брендом сегодняшнего английского арт-хауса является Питер Гринуэй. Но интересно, что у барочных безумств его лент и соцреалистической хирургии фильмов Кена Лоуча и Майка Ли больше общего, чем у двух стандартных голливудских боевиков. Это общее и есть стиль английского кино. Эстетические особенности киношных опытов англичан поныне задаются странной смесью классической сдержанности, восходящей к знаменитой чопорности, и подспудной тяги к панку, который появился именно здесь и давно преодолел рамки жанра или образа жизни. А пресловутый черный юмор сегодня трансформировался в уникальную форму раскрепощенности, не озабоченную ни политкорректностью, ни борьбой с ней.

В сюжетах британских фильмов нередко встречается недосказанность. В этом есть и легкость, позволяющая мимоходом прикоснуться к бытию, и жест замаскированного перемигивания, на которое авторы вызывают зрителей. Другой приметой стиля является затягивающая гладкость визуальной подачи и ритма. Но в этой гладкости ощутима возможность взрыва. Поэтому в атмосфере фильмов, базируется она на монументальности, обыденности или фабульном напряжении, всегда присутствует загадка.

Актерские работы характеризуются подлинной интеллигентностью, дающей возможность сочетать серьезность проработки и богатство выразительных приемов с душевной дерзостью, для которой нет социально установленных ограничений. Таковы лучшие роли Тима Рота и Гари Олдмена, Тильды Свинтон и Эвана Макгрегора, Роберта Карлайла и Джуда Лоу, и, разумеется, Роуэна Аткинсона.

Смотрим ли мы картины беспардонного Гая Ритчи («Snatch») или сосредоточенного Стивена Долдри («Часы»), утонченных Салли Поттер («Орландо», «Человек, который плакал») и Йена Софтли («Крылья голубки», «Планета К-Пэкс») или экспериментирующего Майка Фиггиса («Отель»), мы имеем дело с тем, что цементирует стилевое разнообразие, – с врожденной причастностью традиции. А здесь – и глубина, и мощный культурный бэкграунд. Благодаря которому художественная состоятельность экранной единицы и ее автора не нуждается в иных доказательствах, кроме творческого импульса. Поэтому, когда английский кинематограф дарит ощущение свободы, в нем нет ни пафоса ниспровержения, ни крика об экзистенциальной боли, ни манифестации национальных особенностей. Есть свобода как таковая, то есть свобода, не требующая для своего описания и объяснения никаких слов. Вот за это мы еще долго сможем любить английское кино.