Каталог статей

            Фильмы о хроническом забывании нынче в моде. Причем они, как правило, претендуют на статус интеллектуальных. Немудрено, ведь путешествуя в поисках утраченной памяти, можно продуктивно исследовать тончайшие области человеческих отношений. Которые будут по выведенным Прустом законам складываться из цепочки непосредственных ощущений. А что может быть непосредственней, чем существование индивида, каждое утро начинающего жизнь с нового листа? Проводником в рутину будней Грэхему служит пристегнутый к рукаву блокнотик. Благодаря занесенным в него простейшим указаниям он добирается до своего офиса и успешно справляется с щадящими заданиями типа копирования документов. Грэхем осознает, что у него проблемы с памятью, порой, в регулярных беседах с психиатром, даже догадывается, что его зовут вовсе не Грэхем. Ведет себя почти адекватно. Подозревает, что кое-кто из окружающих хочет им воспользоваться. Поэтому аккуратно блефует: говорит, к примеру, что на тестовом фото – его сосед по этажу, придумывает подробности знакомства с этим соседом, хотя доктор показал ему Билла Гейтса. Ясно, что такого рода блеф не спасает Грэхема ни от сексуальных домогательств начальницы, ни от любовных притязаний новой сотрудницы Ирэн. Но каждая из женщин найдет в Грэхеме повод страдать. Причем если для Ирэн превратности романтики хотя бы частично окупятся новизной чувств (так маняще вновь и вновь быть желанной незнакомкой!), то что говорить о любящей жене, которую наш герой в упор не признает?

            Все это похоже на непритязательный европейский арт-хаус. До поры до времени. Пока не начинаешь понимать, что единственная арт-хаусная фишка данной экранной продукции – актер Эдуардо Норьега. (Норьега, напомню, сыграл пару знаковых ролей в фильмах ярко вспыхнувшего в конце 90-х таланта испанской режиссуры Алехандро Аменабара.) С фиксацией этого факта начинаются странности. Подмечаешь, что после аменабаровского «Открой глаза» аппетитно-лоснящийся Эдуардо заметно похудел. Но псевдогероиновая осунулость секс-красавчику оказалась не к лицу – парень как парень, куда делся пластический драматизм? Правильней всего будет спросить у режиссера. Но могут возникнуть вопросы пофатальней. Особенно у тех – а их большинство – кто видел знаменитую ленту Кристофера Нолана Memento на схожую тему . Справился ли Жан-Пьер Лимозен с намеченным им лабиринтом сдвинутой логики? Боюсь, что ответ по риторическому умолчанию не предполагается. Существует точная формула, описывающая труд кинематографиста, главное в ней – умение структурировать свою фантазию применительно к экрану. А значит – к его законам. Даже если выдумываешь их сам. В безумной фантазии Нолана важнейшим моментом оказалась тотальная жесткость системы-игры фильма, с перевернутым повествованием и историями-обманками. В итоге мельчайшая деталь весомо работала на эстетическую цельность. Фантазия Лимозена сама по себе выглядит вторичной, а уж особенности ее киношного бытования и вовсе не вызывают большого доверия. Но если для вас убедительность не столь важна, то фильм понравится.