Каталог статей

2001. США. Режиссер Генри Бин.          

            В фильме, взявшем в этом году главные призы Санденса и Московского кинофестиваля, самое интересное происходит не на кинематографическом, а на идейном уровне.

            Противоположности, будучи крайностями, смыкаются. Полярные ортодоксальности близки. В действительно предельных случаях возникают почти парадоксальные установки, как, например, высказывание одного из гестаповских идеологов, занимавшегося истреблением евреев, – чтобы ненавидеть, нужно хорошо знать предмет своей ненависти. (Как известно, трудно изучать всерьез без любви, хотя бы увлеченности.)

            Это высказывание цитирует Дэнни, возглавляющий группировку молодых неонацистов. Его тотальный антисемитизм можно принять за комплекс, ведь Дэнни – еврей (так, декларативные гомофобы чаще всего являются латентными гомосексуалистами). Показательно одно из его выступлений, в котором он, доказывая, что других причин у антисемитской ненависти, кроме самой ненависти, нет, перечисляет «ложные» причины – сплошь положительные качества евреев (высокий IQ и т.д.) За этими словами читается протест Дэнни против своей априорной причисленности к «избранному народу».

            Этот протест и, соответственно, свой комплекс Дэнни пытается превратить в религиозную идею (оригинальное название фильма – The Believer). К ее постулатам он движется еще со скамьи иешивы. Спор с учителем об эпизоде Ветхого завета, из которого вместо урока покорности Богу Дэнни извлекает понятие приоритета силы, заканчивается его выдворением из школы. Эпизод с еврейским мальчиком, которого Дэнни безрезультатно провоцирует на драку вплоть до призыва «ударь меня!», открывает фильм и идеологическую одиссею героя. Беседа с пережившими Холокост старцами, в которой на историю о том, как на глазах рассказчика немецкий офицер расправился с его ребенком, Дэнни реагирует словами «мужчина, не защитивший ребенка, – кусок дерьма», приводит к вымышленным рефренным вставкам. В них Дэнни – и немецкий офицер, и его жертва. Внутренняя борьба началась.

            «Евреи привыкли, что их недолюбливают, они находят в этом силу. Значит, как антисемит, я должен их любить.» «Евреи сами хотят, чтобы их ненавидели. Значит, моя ненависть следует из моей любви.» Дэнни продолжает известную цепочку: возлюбить себя – чтобы возлюбить ближнего – полюбить евреев – чтобы их ненавидеть. И замыкает ее взрывом в Синагоге, за несколько минут до срабатывания им же заложенной бомбы предупреждая присутствующих об опасности и оставаясь в одиночестве.
Это не просто самоубийство, а идейное самоубийство. Это ответ Дэнни на вопрос, кто должен победить в измененном его воображением противостоянии палач/жертва Холокоста – еврей-Дэнни, дерзнувший применить силу, или гестаповец-Дэнни, обреченный на применение силы.

            Это и проявление чистоты антисемитской идеи. Дэнни должен быть один в этой борьбе, иначе неизбежно вовлечение в криминальные структуры, для которых то или иное свойство конкурента, скажем, еврейство – только указатель, кого нанять для убийства.

            Это и его богоборчество. Одно дело – замочить бритоголового верзилу, который на сходке скинхэдов вместо рукопожатия дал Дэнни в зубы; причем взять верх не физическими данными или умениями, а исключительно сконцентрированными в агрессии внутренними установками. Другое – совершить почти ритуальный жест, поверить антисмиренческий пафос собственной жизнью.

            В последнем, посмертном для Дэнни, эпизоде он поднимается по лестнице иешивы. На каждом пролете его снова и снова встречает учитель, когда-то выгнавший Дэнни из школы. Но примирительного метафорического возвращения не происходит – в конце концов Дэнни удается разорвать этот замкнутый круг и подняться в белизну, в сугубо своё никуда.

            Такой финал можно сравнить с испытанием на прочность замкнутостей полит- и прочих корректностей, которым занимаются, скажем, рэппер Эминем и герои «Южного парка». Как заметил Вадим Агапов в связи с «Фанатиком», «Игрушечный Гитлер лучше настоящего, если дать ему высказаться.»